Как графическое письмо исказило суть истории об изнасиловании в журнале Rolling Stone

Как источник Poynter, я уже ответил на десятки вопросов о последствиях истории Rolling Stone». Изнасилование в кампусе », Сабрина Рубин Эрдели. Теперь я замечаю, что название рассказа не совпадает с заголовком на обложке печатного журнала, который гласит «Сексуальное насилие в кампусе».

Может просто проблемы с сюжетом, сообщает «Вашингтон пост» и другие, связаны с напряжением между этими двумя названиями. Фраза «Сексуальное насилие», хотя и тревожная, является более общей и менее наглядной, чем «Изнасилование». Добавьте неопределенный артикль, и вы получите что-то конкретное и более наглядное, с обещаниями подробностей: «Изнасилование в кампусе».

Особенность этой фразы наиболее драматично выражена в графической сцене, открывающей повествование, в сцене, в которой конкретная женщина входит в определенный дом братства с определенной датой, которая предает ее семи насильникам, один из которых использует пивную бутылку на ней. , другой, который произносит ужасающую, бесчеловечную фразу «Хватай его чертову ногу».

Я чуть не ахнул, когда прочитал эту фразу, а почему бы и нет? Он был создан, чтобы возмутить меня. Это заставило меня обратить внимание. Что еще более проблематично, это заставило меня смотреть, не имея возможности помочь или отвести взгляд, виноватого стороннего наблюдателя. Это звучит правдоподобно? да. Как человек, которого ограбили под дулом пистолета в номере мотеля в 1976 году, я помню подробности так, как будто они произошли вчера.

Когда детали истории начали разваливаться, автор и некоторые защитники отметили, что смысл истории не только в этой женщине и в том, что произошло в той комнате, но и в более широкой истории многих колледжей и университетов: как такое большое и важное учреждение, как Университет Вирджинии, неправильно обращается с жалобами и потребностями кого-то, кто говорит, что ее изнасиловали?

Но это не история под названием «Изнасилование в кампусе»; эта история называется «Сексуальное насилие в кампусе».

Конечно, вы можете и должны иметь и то, и другое, думаете вы. Разве не конкретное преступление раскрывает институциональную коррупцию? И разве это не анекдот, история, профиль, тематическое исследование, которые предоставляют доказательства для реформы?

По словам Джозефа Конрада, не обязан ли писатель заставить нас «видеть». Однако это слово имеет два значения. Один из них связан с глазом: писать так, чтобы мы могли его изобразить. Но это слово также относится к более высокому уровню понимания. «Я был слеп, — пишет автор Amazing Grace, — но теперь я вижу».

Графический характер начальной сцены искажает, а не фокусирует суть более крупной истории. Одним из тестов на предмет того, насколько интересна история, является то, что графический дизайнер решит с ней сделать. Здесь нет диаграмм и графиков. Нет анализа больших данных о сексуальном насилии в кампусе. Вместо этого иллюстратор Джон Риттер предлагает бульварные образы в красных, черных и синих тонах, кровавые отпечатки ладоней на теле женщины, закрывающей лицо, картину лежащей женщины в окружении пустых красных пивных чашек, игнорируемую другими на вечеринке. , ее лифчик сброшен, кто-то держит бутылку пива как оружие.

Когда детали авторской вступительной сцены начали рушиться, ее слабость стала угрожать архитектуре целого. Для тех, кто пытается предотвратить изнасилование, подрыв показаний источника оборачивается ужасным исходом: сохраняющийся скептицизм в отношении утверждений будущих жертв изнасилования и переживших их.

Есть определенные виды историй, в которых писатели должны быть особенно осторожны в использовании графических деталей. Истории о самоубийстве нуждаются в ярком янтарном свете. Как и истории о жестоком обращении с детьми. Истории о катастрофах — даже рассказы и изображения 11 сентября — чаще всего демонстрируют уважительную сдержанность репортеров.

В классической литературе у этой сдержанности было название. Это называлось «декорум». В греческой трагедии Эдип ослепляет себя за кулисами, а затем идет дальше в своей окровавленной маске. Некоторые вещи не должны, не могут быть разыграны.

В эпоху Девушка с татуировкой дракона идея приличия должна казаться причудливой и неуместной, возможно, даже предательством грехов реального мира. Но изнасилование главной героини в этом романе и фильме, а также его графическая природа терпимы только потому, что позже она способна разыграть одну из величайших фантазий мести за изнасилование всех времен, полное унижение своего предателя.

Этого соответствия между целью и исполнением нет в «Изнасиловании в кампусе». То, что могло быть эффективным анекдотом или исследованием конкретного случая, стало доминировать в истории и, в конечном итоге, подорвало ее. Как и другие учителя письма, я был сторонником показа, а не рассказа, обращения к чувствам, силы заместительного опыта через повествование. Но есть еще один, более важный прием, который мы преподаем в Poynter, урок концентрации, воплощенный в вопросе: «Что это за история? В самом деле о?' Когда важное исследование о сексуальном нападении на кампусе стало жуткую историю о «изнасилование», журнал - и всех заинтересованных сторон - потерял свой путь.